Выпускник технического университета Делфтского департамента архитектуры, обладатель полусотни международных наград голландский архитектор Эрик ван Эгераат заявил о себе в Москве в 2001 году, когда представил проект жилого комплекса «Русский авангард» на Крымской набережной. За годы работы в России архитектор создал более десятка проектов, участвовал в конкурсах на проектирование второй сцены Мариинского театра и острова Новая Голландия в Санкт-Петербурге, представил концепцию застройки Имеретинской низменности и Острова Федерации в Сочи, создал в Москве небоскреб «Город столиц» и заканчивает реализацию торгово-развлекательного центра «Вершина» в Сургуте. Несмотря на судебную тяжбу с компанией «КАПИТАЛ ГРУПП» и несбалансированный рынок, Эрик ван Эгераат предпочитает работать с российскими заказчиками. О преимуществах кризиса, московских парковках и новом проекте бюро Designed by Erick van Egeraat для Сбербанка архитектор рассказал в интервью нашему журналу.
— Лет десять назад было модно и престижно привлекать западных специалистов для проектирования уникальных объектов. Для России проектировали такие мировые лидеры, как Заха Хадид и Норман Фостер, но пока ни один масштабный «звездный» проект не реализован на практике. Доминик Перро, выигравший конкурс на проект второй сцены Мариинского театра, отказался от контракта. Может, Россия не готова к появлению иностранной архитектуры?
— Период, о котором мы говорим, и все это знают, это период больших спекуляций. Под спекуляцией я имею в виду ситуацию, когда заказчики хотят получить большую, легкую и быструю прибыль. И проблема здесь не в архитекторах, ведь даже самые сложные проекты Захи Хадид можно было построить. Норман Фостер, один из ведущих архитекторов в мире, неважно нравятся вам его проекты или не нравятся, доказал, что может строить в любой стране. Если проект не осуществлен, то это на сто процентов не имеет отношения к возможности практической реализации этого здания — все дело в возможностях заказчика.
— Все знают историю ваших судебных взаимоотношений с компанией «КАПИТАЛ ГРУПП». В результате вам удалось взыскать задолженность по оплате работ и получить компенсацию за нарушение авторских прав. Проект «Город столиц» был реализован, но в переработанном варианте, а в чем заключалась проблема с девелопером?
— Для компании «КАПИТАЛ ГРУПП» важно было построить настолько выше, насколько это возможно. Когда пришло время реализации «Города столиц», то никто не хотел тратить деньги, хотели построить дешево. Так происходит только на очень несбалансированном рынке, когда нет установленного баланса между ценой и качеством, тогда застройщик может с этим играть. Конечно, сейчас это невозможно. Надеюсь, рынок будет менее подвижным, что позволит между ценой и качеством установить более реалистичный баланс. Что касается судебного процесса, то главное, что мне удалось отстоять авторские права, хотя у вас с ними не принято считаться.
— Неподвижность рынка связана с экономическим кризисом, многие строительные проекты были заморожены. Каким образом это отразилось на архитектурной сфере в целом и на деятельности вашего проектного бюро?
— Кризис затронул каждый сектор жизни, в том числе архитектуру. Ни одна мировая строительная компания не может этого отрицать. В конце 2009-го многие мои проекты в Европе и России остановились и уже вряд ли будут осуществлены. Но в кризисе есть и положительная сторона: пришел конец спекулятивным проектам с огромными прибылями.
— В одном из интервью вы упоминали о теории малых дел. С кризисом закончились большие амбициозные проекты, девелоперы и инвесторы отказываются от многофункциональных комплексов и небоскребов в пользу небольших проектов, связанных с инфраструктурой, обустройством и озеленением. Город от этого только выигрывает, становится более уютным, комфортным для жизни людей.
— Для всего мира это единственная альтернатива кризисной ситуации. Между 2008 и 2009 годами было очень много масштабных проектов с огромными прибылями и гонорарами. В ситуации, когда большие капиталовложения недоступны, ты должен более четко и точно планировать свои действия, оценивать риски проектов и минимизировать их. Конечно, надо фокусироваться на малых проектах, где реально просчитать стратегию. Большой проект игнорирует город, а маленький проект должен ему соответствовать, должен полностью вписываться в сложившуюся городскую среду. Это преимущество, которое принес нам кризис. Будем надеяться, что архитектурная ситуация изменится и повлияет на рынок.
— С приходом больших инвестиций город часто жертвует своими историческими достопримечательностями. В Санкт-Петербурге, когда в 2005 году начали реновацию территории острова Новая Голландия, снесли Опытовый бассейн царского Морского ведомства и радиостанцию времен Первой мировой войны. Вы как архитектор тоже участвовали в конкурсе проектов «Новой Голландии». На ваш взгляд, каким образом историческая и новая архитектура должны сотрудничать?
— Если вы помните мой проект, то он сохранял историческую часть острова и включал новую архитектуру. В сравнении с победившим в конкурсе проектом Нормана Фостера, который сделан в виде театра под открытым небом, мой проект более сложный, с различными функциями — выставочный центр, жилые помещения, отель, офисы. Такой проект в данное время и в данной ситуации был бы более органичным и уместным, чем одно здание с одной единственной функцией в северном городе, где нет возможности проводить весь год под открытым небом. С архитектурной точки зрения я не хочу комментировать проект Фостера, но с концептуальной — делать такой проект было бы нецелесообразно.
— В июне состоится новый, третий по счету, инвестиционный конкурс на проект реновации территории Новой Голландии. Возможно, новый инвестор захочет реализовать свой проект, и тогда появится новый архитектор.
— Не сказал бы, что это нелогично. Остров Новая Голландия — один из самых интересных участков, которые есть в Санкт-Петербурге. Там особенная ситуация с рекой, окружающей территорией, это хорошая площадка для фестивалей. Дело в том, что любой проект в финансовом плане должен фокусироваться на конечном своем заказчике. Если я строю дом для себя и своей жены, то неважно как он выглядит, он может быть закрыт для посторонних глаз. Если вы строите дом в центре города, то это место должно быть для его жителей, оно должно быть доступно в любое время суток и для разных групп людей. В финансовом плане такой проект имеет право на жизнь в долговременной перспективе.
— Какие ваши проекты, замороженные в связи с кризисом, сейчас возобновились?
— Почти все стараются возобновить проекты, но половина клиентов заняли выжидательную позицию. Это касается не только России, но и, например, Германии. Конечно, быстрее продвигаются проекты, у которых есть государственное финансирование. Есть сейчас проект в Дании. Заказчики принимали осторожные решения, тщательно планировали свои действия, поэтому строительство продолжается.
— Что с концепцией Острова Федерации в Сочи?
— Остров Федерации — искусственный архипелаг площадью 300 га недалеко от Сочи, на побережье Черного моря. Здесь должны расположиться жилые здания, гостиницы, объекты культуры и отдыха. Очертания проекта напоминают географическую карту РФ — отсюда название. Участок очень хороший и проект, на мой взгляд, хороший для этого места, но его невозможно осуществить по разным причинам. Во-первых, необходимы международные финансовые притоки, а в условиях мирового экономического кризиса об этом говорить не приходится. Во-вторых, судя по развитию событий в Сочи, вся олимпийская стройка — не много обещающий проект. По крайней мере нет никаких признаков того, что проект Острова Федерации может осуществиться.
— Какую, на ваш взгляд, архитектурную политику должен вести маленький город, готовящийся стать столицей большой Олимпиады? Есть пример Барселоны, она смогла привлечь инвестиции и под олимпийские объекты, и для дальнейшего развития города, который ежегодно посещают десятки миллионов туристов, и не только благодаря Гауди.
— У Барселоны уже был большой опыт развития общественной функции города. Олимпийская стройка 1992 года позволила городу еще больше сфокусироваться на общественных пространствах, зданиях, бульварах, пляжах. Такую стратегию можно было применить и для развития Сочи, но в настоящее время я бы посоветовал сконцентрироваться на организации самих спортивных соревнований. Хоть я и архитектор, но понимаю, что мы не должны решать все задачи только строительством зданий. Олимпийские Игры — это большое представление, которое показывает возможности страны. Если у вас нет самой совершенной, идеальной площадки, то единственный выход — организовать игры так, чтобы все восхищались, чтобы зрители вспоминали, как были свидетелями этого невероятного зрелища, быть исключительно гостеприимными. Ведущие художники, артисты, композиторы могут подготовить представление, но удивить мир каким-то оригинальным зданием Сочи уже не успеет.
— Эрик, вы случайно не знакомы с генеральным планом развития Москвы? Это самая скандальная история последних месяцев. Можете прокомментировать?
— Я слышал о генеральном плане, но не готов обсуждать детали. Самый большой скандал, на мой взгляд, или проблема Москвы — это парковки и парки. На каждой улице машины припаркованы в два ряда, пешеходы не могут нигде гулять, кто-то вообще строит в парках. Это невозможно, ведь должна быть дисциплина и ответственность. Вы же с детства приучаете ребенка убираться в комнате и не разбрасывать свои игрушки.
— А как вам идея мэра Москвы Лужкова провести от Пушкинской площади к аэропорту Шереметьево по Ленинградскому шоссе дорогу с бессветофорным движением?
— Очень хорошая идея. Я часто летаю из Шереметьево (смеется — Прим. ред.). Но с такими трюками город никогда не станет лучше. Город не должен следовать за идеей одного большого мэра или генерала, должна быть саморегулирующаяся дисциплина. Потому что город — это сеть взаимоотношений, и власти обязательно должны работать над улучшением этих связей. Москва — единственная столица, в которой все паркуются бесплатно. Как же это возможно? Если ты хочешь приехать в город на машине, то будь добр заплати за парковку. Взносы можно использовать для организации автостоянок, к тому же необходимость оплаты за парковку поможет сократить количество пользователей.
— В центре Москвы много памятников архитектуры, а по российским законам подземное строительство под памятниками запрещено. Хотя такая практика существует в Европе. Если бы ее перенять, то у нас в столице можно было бы решить проблему парковок?
— Законы, которые существуют, это извиняющиеся законы. Такие отговорки: «Я бы хотел построить парковку, но нельзя…» Если бы каждый действительно хотел в городе построить парковку, то он бы построил ее на своей собственной улице. Подземные парковки — это не техническая проблема. Садитесь в самолет, поезжайте в другие страны и посмотрите, как это сделано. Лет шесть-семь назад в Санкт-Петербурге я уже говорил о том, что надо организовывать парковки, ведь нет приятных общественных мест для людей. Это должен быть город, в котором можно гулять, и проблема парковок должна быть решена, а не отвергнута.
— Значит, проблема в том, что российские инвесторы и чиновники используют законы в свою пользу?
— Вы разговариваете не с политиком, а с архитектором. Могу сказать, что есть решение этих проблем, и ваши специалисты работают над законодательством.
— Расскажите о своем последнем конкурсном проекте для Сбербанка.
— Наше бюро работает над несколькими проектами для Сбербанка. В конце мая мы выиграли конкурс на проект корпоративного университета, где будут обучаться менеджеры. Проектируемый комплекс расположен в пригороде Москвы, на участке около Новорижского шоссе: с одной стороны университета лес, с другой берег Истры. Сбербанк планирует запустить курсы, семинары, факультеты для повышения квалификации сотрудников без отрыва от работы. Это хорошая идея. Если Сбербанк собирается быть банком для людей, он должен не только думать о том, как заработать деньги, но и заботиться о подготовке кадров. В условиях мирового финансового кризиса важно опираться на своих специалистов.
— Почему Сбербанк решил привлечь зарубежного архитектора? У российских специалистов нет опыта строительства такого рода университетских комплексов?
— Сбербанк настолько национальный, российский продукт, что ему необходимо придать международный вес. Для банка, чтобы выжить, важно иметь и развивать международные связи. И это должно быть не только на уровне привлечения к работе студентов, которые обучались за рубежом. Вообще, я бы хотел отметить, что у многих журналистов возникает неправильное понимание этого вопроса. Почему западный архитектор? Не потому что он хороший, а потому что он другой.
— Чем он другой? С другим опытом и мировоззрением?
— В каждой индустрии есть своя система и свои способы, как осуществлять проекты. Не все проекты могут быть реализованы по одной схеме. Лучший пример — Германия. Все знают, что немцы отлично строят, у них высокое качество работ, все точно и четко. Я могу вам сказать, что лучшие здания построены немцами, но архитектура этих зданий не самая интересная. Немцев отличает чисто технический подход, они не способны думать, как российские архитекторы, у которых гипертрофированное эго. Но комбинация приводит к хорошим результатам. Нет понятия «хороший» или «плохой» архитектор, есть понятие «другой». Для современного города необходимо, чтобы мы были готовы принимать эти различия и создавать все необходимые условия для этих различий.
— Вы работали с девелоперами и инвесторами во многих странах, насколько сложно или интересно работать с российскими заказчиками?
— Российские заказчики, конечно, отличаются от моих немецких заказчиков, но и последние бывают очень сложными. Немцы невероятно зациклены на технических вопросах. Но если бы вы просили дать одну, главную характеристику, я бы сказал так: российские клиенты склонны менять свое мнение и позицию. Но это мне нравится. Дело в том, что в России все стремятся выразить свои мысли, эмоции, а в других странах заказчикам такое не приходит в голову. Всем известно, что система планирования в России очень сильно отличается от той же Европы, но ситуация будет медленно меняться. Я очень рад жить в такой европейской системе, где люди всегда будут разными. Даже в Германии жители северо-запада и востока сильно отличаются по своему образу мысли. Мне нравится работать в таком духе, это единственный способ — различия.
— Вы сейчас одновременно ведете два частных жилых дома в Роттердаме и Москве. Чем отличается архитектура и подход к этим разным заказчикам?
— Это совершенно разная архитектура. Я не хочу быть заложником своего стиля и нечасто строю частные дома, поэтому заказчики понимают, что получают что-то особенное. Частная вилла в Роттердаме недавно закончена, здесь чувствуется и влияние традиций, характерных для полусельской архитектуры этой местности с дамбой, фермами и домами, а также новые урбанистические формы. В результате полной интеграции фольклорных, органических и ландшафтных элементов в архитектуре здания получилась уникальная среда обитания для города — комфортная, уединенная и в то же время роскошная. Частный дом на Клязьме сейчас находится на стадии строительства, бетонная структура там уже возведена. Дом представляет собой несколько отдельно стоящих павильонов, разбросанных по участку, но связанных между собой — они словно растворяются среди деревьев. Главный замысел — соединить уникальное ландшафтное окружение и интерьер XXI века. Здесь есть и напоминание о традиционной русской архитектуре.
— С кем вам было комфортнее общаться?
— Голландский заказчик в десять раз осторожнее в принятии своих решений, он четко рассчитывает, сколько денег должен потратить; он хочет знать в деталях, как организован строительный процесс. В Голландии весь проект — архитектура, интерьер и ландшафтный дизайн участка — был сделан нашим бюро. В случае с домом на Клязьме наш проект заказчику понравился, но потом он начал привлекать других подрядчиков и специалистов. Такой путь неэффективен для сооруженния здания, но все равно я предпочитаю работать с российскими клиентами. Потому что они действительно любят то место, где собираются жить, для них это лучшее место на земле. Хорошо быть влюбленным в то, что ты делаешь.
